«Мы взрослели на сломе эпох»: истории жителей Саткинского района, чьи судьбы «опалены войной»

Авторский мультимедийный проект «Мы взрослели на сломе эпох» посвящен поколению южноуральцев, «опаленному войной». 

Проект реализован при поддержке Фонда содействия развитию Саткинского района. Газета «Метро» и информпортал «Гoвopит Сатка» являются информационными партнёрами проекта.

Герои документального цикла — наши земляки, пережившие один из самых страшных периодов в истории страны. «О времени и о себе» размышляют жители Катав–Ивановска, Юрюзани, Сатки, Бакала, Трехгорного. 

Как и какой ценой давалось то, что было сделано в сороковые и пятидесятые? Что двигало людьми, для которых не существовало понятия «личное счастье»? Где брали они силы для строительства «светлого завтра», находясь годами в невыносимом «сегодня»? Ответы на все эти вопросы пытаются найти для себя герои проекта. 

Публикуем первые три истории

Виктор Немчинов, ветеран комбината «Магнезит», бывший заведующий заводским музеем

- Память — такая штука… Иногда забываешь, что было вчера, а какие–то эпизоды из детства помнишь всю жизнь. Отдельные фрагменты вырисовываются до такой четкости! 
Например, в детстве ходили с мамой к бабушке пить чай, и я помню рисунок на чашках. А было это до сорок третьего года! Помню, как рыбу ловили мальчишками. И даже сейчас могу места показать, где ставили банки. Вот какая коварная, но интересная штука — память. 

—Cогласны ли вы с тем, что человек, знающий историю города, региона, страны совершенно иначе воспринимает то, что происходит вокруг него? Каждый новый факт меняет его личную картину мира. 

—А разве кто–то может с этим поспорить? Причем, история — это такая интересная наука! В юности я относился к ней (стыдно сказать!) как второстепенному предмету. А вот когда пришел работать в заводской музей и по–настоящему занялся изучением истории, прошлое предстало в совершенно ином виде. Единственное, о чем жалел, о недоступности московских архивов. А сейчас какие материалы привозят девчата, сотрудники магнезитовского музея, оттуда! Я удивляюсь и радуюсь этому! Сколько ни копай, все равно найдешь что–то новое! 
Мне было шесть лет, когда началась война. Помню, жили на загородной даче с детским садиком в Ваняшкино. Но мы, ребятишки, ничего не знали о нападении фашистов. Воспитатели нам не рассказывали. Видимо, берегли нашу психику.  В конце июня за мной приехал дедушка. Ночью. На лошади. Надо было проститься с отцом, которого на фронт забирали. И, как сейчас помню, собираемся с ним в темноте (свет включить нельзя, другие дети спят), и я потерял носочек. И нужен мне этот носочек так, что я плачу и отбиваюсь от деда! Ищу пропажу! Дедушке пришлось меня взять на руки и вынести из спальни в одном носке… Но батальон, сформированный в Сатке, почему–то не отправили тогда на фронт. Распустили. Вторая повестка пришла отцу в начале зимы. Мы провожали его с мамой на вокзале, наплакались досыта… И вдруг подъезжает в кошёвке начальник горных работ Чекасинов, находит в толпе моего отца и говорит: «Отдай котомку жене, садись в сани, поедем на работу. На фронте без тебя обойдутся, а мы — нет». Отец был очень искусным взрывником. На следующий день ему выдали на заводе бронь, и на фронт он не попал. 

Геннадий Королев, ветеран Бакальского рудоуправления

—Больше всего запомнилась трагедия, которую фашизм наделал. Война началась. И все эти четыре года, они так в голове и сидят. Очень четко вижу до сих пор, как мы жили, как работали... Как радовались, когда наша армия побеждала. Я жил тогда в Тирляне. В 1941 году окончил четыре класса. Отца проводили на фронт. Обстановка сильно изменилась. Все стало тяжестью. Хлеба начали выдавать по 200 – 250 граммов. Мы постоянно слушали радио. Каждый урок начинался с фронтовых сводок. И первое полугодие плохо было. Слезы пробивали. Фашизм занимал наши позиции, шли похоронки. Обстановка тяжелой была. В 1942 году поступил в белорецкое училище. На столяра. Через полгода заболел. Ходили разгружать вагоны с металлоломом, который поступал на завод по белорецкой узкоколейке с фронтов. Как только прибывал поезд из Катав–Ивановска, мы бежали туда.
Страшные холода стояли тогда, зимой 1942 года. А обувь, которую нам выдавали, была матерчатой, на деревянной подошве. В общем, промочил я ноги на разгрузке металлолома и заработал туберкулез. Чуть не отняли ногу.
Московский хирург из эвакуированного к нам госпиталя не позволил провести ампутацию. Сам сделал операцию, и через месяц я начал ходить. После больницы в школу не пошел, устроился на работу. Взяли меня помощником сварщика. В Тирляне строилась новая пекарня.
Дело в том, что примерно в этот же период Сталин узнал, что на передовую поставляют мерзлый хлеб, и дал команду по всей стране: сушить сухари и отправлять на фронт.
А у нас пекарня ручная была, едва самим жителям поселка хватало. Пришлось организовать более мощное производство. Прислали специалиста по строительству конвейерной печи, а с ним — сварщика. И месяца за три мы эту печь сделали. И пошел поворот с выпечкой хлеба! Начали мешками его отгружать в вагоны и отправлять по узкоколейке через Катав–Ивановск на большую землю. Позже работал на листопрокатном заводе в Тирляне. Из болванок, отлитых на металлургическом заводе Белорецка, делали стальной лист, который шел на самолетостроение.
В общем, большую часть военных лет пришлось работать. А со школой как было? Сверху дали команду, чтобы дети не прекращали учиться. Нужно было готовить для страны новое поколение специалистов. И появились вечерние школы, куда работающие дети ходили учиться после смены.

Геннадий Шилинцев, ветеран Бакальского рудоуправления

— Детства своего я не видел. Родители уходили на работу, я спал. Приходили, я уже спал. Мы на хуторе жили до 1945 года, в Оренбургской области. С восьми лет тогда начинали работать на лошадях, полоть рожь, пшеницу, пасти жеребят, коров. А пахать, бороновать, сеять лет с двенадцати начинали. Такое наше поколение было! Спрашивали, как со взрослого мужика. Есть — не проси, а работать — пожалуйста! 

В общем, война началась, мне было 12 лет. Отец заболел в сороковом году. Мать корову продала, чтобы лечить его. Отец отговаривал, но она все равно продала. И отца не спасли. И без коровы остались. Жили втроем: двухлетний брат, мама и я. 

—Чего больше всего хотелось тогда? 

—Поесть! Нечего было есть совершенно! Под конец войны мы питались одинаково с быками. Что они ели, то и мы. 

С топливом тоже было плохо. Лес не давали пилить. Дрова заменял кизяк. Навоз мяли, поливали водой, прессовали в формах и раскладывали на поляне. Все лето его переворачивали, сушили. А от кизяка запах очень «приятный», издалека его слыхать! 

В 1943 году урожай был хороший, но все пропало. Все залило дождем. Погода не дала убрать хлеб. Мерзлые снопы в молотилку запускали. Сколько–то зернышек отлетит на землю, все до единого собирали и отправляли в город, на элеватор. Деревенским ничего не доставалось.  Они выращивали хлеб, мясо, а самим–то есть нечего было. Только то, что вырастет на огороде. А налоги в то время были такими... Если у тебя есть свой дом и скотина, 40 килограммов мяса надо сдать, 300 — картошки, 100 – 150 штук яиц, 115 –150 литров молока. 
Помню, с 19 мая по 1 января 1947 года я заработал в колхозе 700 трудодней! Отдыхать не давали ни днем, ни ночью. Вот отработаешь 12 часов на прицепе, а в ночь идешь снопы таскать. 

— Как вы, дети, умудрялись выживать в таких условиях? 

—А вот так и выживали! Привыкли к тяжелому физическому труду! Сейчас ни мои внуки не выдержат этого, и никто не выдержит! Не кормили и ничего не давали! Украдешь зернышко – посадят. Что карман пшеницы, что машина – одинаково было. Восемь лет давали. Так что не захочешь воровать. Работали много в деревне, но не платили людям ничего. 

Ну, а насчет привычки к тяжелой работе… В 1948 году нас сюда привезли, меня отправили в ФЗО.  Здесь, в Бакале, приходилось и агломератчиком работать, и на горне. А там, знаете, какая температура? Больше полутора тысяч градусов. Жар такой, что шамотный кирпич «плачет»! Но я ни от какой работы не отказывался. Так меня воспитали. Всякий труд, как говорилось в советское время, почётен! Если за него платят. Хотя, если и не платят, все равно — почётен. 

Подготовила Анна Порозова.